Сейчас весьма актуальной стала тема технологической модернизации без социальной вестернизации, то есть без трансформации общества, направленной на приближение к западным стандартам. Обсудим, насколько реально воплотить этот проект в жизнь.
КУЛЬТУРНОЕ ПРЕВОСХОДСТВО
Вначале скажу несколько слов о том, для чего вообще нужна модернизация. До эпохи Великих географических открытий можно говорить о существовании различных цивилизаций, поскольку в мире существовало достаточно много регионов, имевших уникальную экономику, религию и культуру. Различные цивилизации достаточно слабо взаимодействовали между собой. Те цивилизации, которые имели хотя бы минимальную транспортную связь друг с другом, обменивались технологиями, культурными сведениями и наиболее редкими, а, следовательно, ценными товарами (вроде китайского шелка и индийских пряностей). Но передача технологий и культурных сведений шла очень медленно, растягиваясь на века. Наконец, некоторые регионы вообще не испытывали никакого влияния со стороны других. Например, до 1492 года Америка развивалась абсолютно обособленно от христианской Европы, мусульманского мира, Индии или конфуцианской цивилизации Китая и Юго-Восточной Азии.
Цивилизации в те годы развивались преимущественно по циклической схеме. Пройдя периоды бурного роста и расцвета, они приходили в упадок и погибали. Затем на той же территории начиналось возрождение, и все повторялось вновь. Такая динамика характерна для так называемого аграрного цикла. Достаточно древние цивилизации могли пройти несколько циклов расцвета – упадка. В различных регионах фазы аграрного цикла не совпадали, поэтому экономическое, культурное и военное лидерство переходило от одной цивилизации к другой.
Например, в раннем Средневековье европейцы чувствовали культурное превосходство арабов, а культурные европейцы учились арабскому языку, чтобы приобщиться к достижениям арабской цивилизации и, в том числе, через арабскую культуру получить доступ к античным авторам.
Но, начиная примерно с XIV века, в Европе возникла уникальная социально-экономическая ситуация. Появилось такое общественное устройство, которое генерировало постоянный экономический рост. Если остальные цивилизации развивались по циклическому закону с небольшим восходящим трендом, Европа начала развиваться по экспоненте.
Первоначально этого никто не заметил. Однако постоянное накопление технологического и экономического потенциала привело к тому, что Европа постепенно становилась мировым лидером. Для европейцев стали доступны уникальные на тот момент военные и транспортные технологии. В столкновениях европейских и неевропейских армий первые все чаще побеждали. Уникальные технологии трансокеанских морских путешествий позволяли европейцам достичь любой регион мира, самим при этом оставаясь недосягаемыми. После эпохи великих географических открытий не замечать превосходство Европы стало уже невозможно. Западная цивилизация выплеснулась за пределы Европы, открыла и покорила неизвестные в Средневековье земли: Северную и Южную Америку, Австралию, Новую Зеландию и прочие.
Практически по всему миру люди стали ощущать европейское влияние, иногда в виде прямого военного давления, иногда в виде проповеди европейских миссионеров, иногда в виде распространения европейской культуры, иногда в виде превосходных европейских товаров, а чаще – все вышеперечисленное в некоторой пропорции. В XVI веке на равных противостоять европейской цивилизации могла только Османская Империя, в XVII веке – уже никто. Давление со стороны Европы, а впоследствии Соединенных Штатов Америки, принадлежащих к той же цивилизации, на остальной мир постоянно усиливалось, апофеозом чему стала эпоха колониальных империй второй половины XIX – первой половины XX века. Весь мир оказался под пятой Запада.
ГЕГЕМОНИЯ ЗАПАДА
После Второй мировой войны военная агрессивность западной цивилизации резко снизилась, за исключением некоторых эксцессов вроде войны в Ираке. Незападные страны вновь обрели политическую самостоятельность, и им вряд ли вновь стоит опасаться прямой военной агрессии. Однако давление западного мира лишь изменило форму: оно осуществляется преимущественно с помощью экономических, культурных, политических рычагов.
Уже невозможно говорить о существовании изолированных самодостаточных цивилизаций: большинство людей на земле производят товары для глобальной экономики, сами являются потребителями товаров из других стран. Страны связаны мощными потоками информации, капитала, технологий и человеческих ресурсов. Даже самые яростные критики Запада, вроде Венесуэлы и Ливии, послушно играют свою роль в мировом разделении труда. Мир, таким, каким мы его видим, построен Западом, и Запад постоянно продолжает переделывать его под себя.
Имеет ли Запад на это моральное право? Думаю, да, поскольку он предлагает людям наиболее эффективную социально-экономическую модель. Модель, столь эффективную, что она не только укоренилась во всех странах Западной и Центральной Европы, а также в их бывших колониях с преимущественно белым населением, но и переросла границы изначально западного мира, будучи внедренной в странах с изначально совершенно чуждой Западу культурой: в первую очередь, в Японии и «азиатских тиграх».
Эффективность западной социально-экономической модели подтверждается тем, что, во-первых, она всегда побеждала в противостоянии с альтернативами, а, во-вторых, тем, что страны, ее принявшие, продемонстрировали фантастический рост благосостояния, по сравнению, например, с уровнем XVIII века. Более того, даже страны, находящиеся на периферии современного мира, и не внедрившие западную модель, все равно получают часть выгод от нее. Например, даже страны Африки к югу от Сахары за прошедшие века стали жить значительно лучше, хотя бы потому, что благодаря западной медицине прекратились опустошительные эпидемии. Изменился и уровень дохода. Недавно появилась информация, что уже к западу от Сахары возникает новая проблема: быстрый рост ожирения населения. Это при том, что еще до Второй мировой войны люди по всему миру систематически недоедали и периодически голодали.
ЧЕТЫРЕ ТИПА РЕАКЦИИ
Вместе с тем, далеко не всем нравилась и нравится военная, политическая, экономическая и культурная гегемония Запада. Каков был ответ стран с изначально незападной культурой на наступление западной цивилизации? Можно выделить четыре варианта.
Во-первых, была попытка просто проигнорировать существование Запада. Ярким примером такого подхода является Япония времен сегуната Токугава, практически полностью закрывшаяся от внешнего мира. На какое-то время подобный подход работает, но он имеет свои естественные ограничители. Замкнувшаяся страна застывает в своем развитии, и со временем различие потенциалов между ней и Западом становится столь разительным, что она полностью теряет способность сопротивляться западной экспансии. В 1854 году эскадра коммодора Перри открыла Японию миру, просто наставив на Токио жерла своих орудий. У японцев хорошей береговой артиллерии не оказалось, и они вынуждены были принять условия американцев.
Сейчас по пути изоляции успешно двигается Северная Корея. Фактически взяв в заложники своих граждан и шантажируя другие станы ядерной угрозой, ей пока удается выбивать продовольственные подачки, благодаря которым в стране не возникает массового голода. Но очевидно, что в долгосрочной перспективе подобный путь обречен.
Другим способом ответа на вызов Запада была попытка стать Западом, то есть провести такую политическую, социальную и экономическую модернизацию, когда изначально не западное общество максимально приближается к западному по стандартам своего развития. Модернизация такого рода обычно называется вестернизацией. Примерами подобных попыток являются действия Петра Первого в России, Мустафы Кемаля Ататюрка в Турции, революция Мэйдзи в Японии, реформы в «азиатских тиграх» в 50–90-ых годах XX столетия.
Подобный ответ часто давал хороший результат, и тем больший, чем в большей степени удавалось приблизиться к западным стандартам. Но иногда страна попадала в ловушку. Когда частичная вестернизация позволяла достичь выдающихся экономических и военных успехов, казалось, что дальнейшая вестернизация уже не нужна, и даже вредна. Страна может почивать на лаврах и продолжать развиваться своим самобытным путем.
Но последующие плачевные события показывали, что достигнута лишь временная, а не постоянная конкурентоспособность. Чтобы достичь постоянной конкурентоспособности, необходимо продолжить вестернизацию. Примером подобного является приостановление вестернизации Японии в тридцатых годах XX века и война с США под лозунгами построения «Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания». После разгрома в 1945 году Япония получила новый мощный импульс к вестернизации, завершившейся построением одной из ведущих мировых экономик.
Третьим вариантом поведения был отказ от вестернизации общества и попытка вписаться в западноцентричный мир, эксплуатируя свои специфические особенности, в первую очередь, сырьевые ресурсы. Тут мы имеем широкий спектр примеров, начиная от латиноамериканской компрадорской буржуазии до современных арабских шейхов. Этот путь позволяет элите сохранять свое положение за счет фактически полной зависимости от Запада.
Наиболее интересным является четвертый способ реакции на экспансию Запада. Это попытка достичь военного и технологического паритета при сохранении социальной и политической самобытности. Примером подобного успешного проекта является деятельность Генерального секретаря КПСС Иосифа Сталина. Пожалуй, он единственный из исторических персонажей сумел добиться военного паритета с Западом, при этом сохранив совершенно незападную структуру общества.
Именно этот пример до сих пор вдохновляет всех противников вестернизации России. Он доказывает, что можно сохранить социальную, политическую и культурную самобытность и при этом иметь технологический паритет с Западом.
ТРИ ДОРОГИ
В России сейчас есть три представления о дальнейших направлениях развития страны. Сторонники первого считают, что необходимо провести окончательную вестернизацию, максимально внедрив институты, имеющиеся на Западе.
Сторонники второго пути полагают, что можно, сохраняя существующую социальную, политическую и экономическую структуру, провести чисто технологическую модернизацию, которая позволит нам добиться тех же экономических показателей, которые характерны для стран Запада.
Наконец, сторонники третьего пути считают, что России необходимо отойти от существующей системы, но двигаться не к Западу, а в противоположном направлении. Организовать некую смесь ВЧК и опричнины, провести мобилизацию нации и сделать технологический рывок, при этом удаляясь от западной социальной системы.
Для сторонников второго и третьего пути опыт индустриализации 30-х годов очень важен.
Разберемся, насколько достижима технологическая модернизация без модернизации социальной. А также поймем: возможно ли в современных условиях повторить то, что в свое время сделал Сталин.
Очевидно, что Россия технологически отстает от развитых стран Запада, причем этот разрыв увеличился за годы, прошедшие с момента краха СССР. Царская Россия также отставала от передовых стран своего времени, и до начала индустриализации этот разрыв преодолеть не удалось. Но всего лишь за 12 лет Сталину удалось совершить, казалось, невозможное: СССР сделал гигантский технологический скачок и стал вровень с ведущими державами того времени. Доказательством этого стала победа во Второй мировой войне. Можно ли повторить этот успех, и снова добиться технологического паритета?
Хочется отметить, что у нас господствует не совсем правильное представление о самой сути модернизации. Она кажется неким разовым рывком, с помощью которого необходимо достичь уровня развитых стран Запада. Опыт всех российских модернизаций показывает, что это упрощенный подход.
ДОГНАТЬ И ПЕРЕГНАТЬ
Мало один раз догнать Запад – необходимо и дальше развиваться в том же темпе. К началу 60-х годов ХХ века Советский Союз в значительной степени догнал ведущие страны Запада. Тогдашний лидер Никита Хрущев обещал к 1980 году построить коммунизм, и он был не одинок в своих ожиданиях. Лауреат Нобелевской премии Роберт Солоу, автор базовой модели экономического роста, на которой основываются все современные теории, также считал, что Советский Союз обгонит Америку. Однако этого не произошло: вновь начало накапливаться отставание, которое, в конце концов, Советский Союз погубило.
Дело в том, что, принципиальным отличие западной экономики, обеспечившим Западу мировое лидерство, является постоянный поток инноваций, который не иссякает на протяжении вот уже более чем 600 лет. Более того, этот поток все время усиливается. Чтобы успешно конкурировать с Западом, необходимо также обеспечить постоянное создание и внедрение инноваций. Иначе, один раз догнав Запад, мы снова начнем быстро отставать от него. Поэтому мало просто внедрить в жизнь определенные технологии, будь то нанотехнологии или что-нибудь еще. Необходимо создать механизм, который автоматически гарантирует создание и внедрение новых технологий, как сегодня, так и в обозримом будущем. Возможно ли это, учитывая современные российские условия?
Количество продуктов, ежегодно появляющихся в мире, исчисляется сотнями тысяч. Только в сфере упакованных продуктов для потребителей ежегодно в мире появляется 180 тысяч новых продуктов: по одному продукту каждые три минуты. Чтобы претендовать хотя бы на 5% мировой экономики, необходимо обеспечить запуск в России нескольких десятков тысяч новых продуктов, и так каждый год. Мировой тренд показывает, что с каждым годом выпуск новых продуктов возрастает; значит, и в России количество появляющихся новых продуктов должно ежегодно возрастать.
Сторонникам технологической модернизации кажется, будто инновации ограничиваются разработкой учеными новых технологий и внедрением их в жизнь. Это также ограниченный взгляд на проблему. На самом деле, инновация включает в себя комплекс по разработке новых продуктов: от разработки учеными принципиально новых технологий до создания на их основе продуктов, предназначенных для конечного потребителя, и продвижения этих продуктов на рынок.
ГОЛОСУЙ КОШЕЛЬКОМ
Решающую оценку инновации дает не министр, не глава госкорпорации, и даже не комитет ведущих экспертов. Решающую оценку инновации дает конечный потребитель. Он голосует своим кошельком, и результат этого голосования определяет успех или провал инновации. В трех из четырех случаев потребитель голосует против, и 75% выводимых на рынок новых продуктов терпят крах.
Наличие в новинке новых технологий, на что упирают сторонники технологического подхода, является важным, но не определяющим фактором успеха. Например, в начале 90-х годов ХХ века компания Apple вывела на рынок первый карманный персональный компьютер Newton. Несмотря на колоссальную инновационность этого продукта, рыночные продажи закончились крахом. С другой стороны, в начале XXI века Apple вывела на рынок семейство плееров iPod, а в 2007 году – телефонов iPhone. Нельзя сказать, чтобы iPod имели какое-то принципиальное техническое новшество; а, пожалуй, единственным принципиальным отличием iPhone от существовавших на тот момент коммуникаторов было наличие емкостного экрана. Однако именно исключительная продуманность и удобство интерфейса пользователя, а вовсе не новые технологии, обеспечило этим устройствам оглушительный успех.
Успех или провал инновации зависит от мнения потребителя. Причем это мнение нельзя заранее узнать с помощью маркетингового опроса. Ведь в ходе опроса у потребителя выясняют его мнение относительно знакомых ему вещей. Мнение о новинке у него еще не сформировалось, так как он еще ее не видел. Это мнение сформируется только после появления продукта на рынке. Поэтому маркетинговый опрос и не может дать результата.
Поэтому заранее практически невозможно предсказать, какая из инноваций окончится провалом, а какая принесет баснословную прибыль. Фактически, по данным венчурных фондов, из восьми новых проектов пять терпят полный провал, два едва-едва окупаются, а один приносит колоссальную прибыль, достаточную, чтобы покрыть издержки фондов по финансированию проваленных пяти.
Судьба инноваторов часто незавидна. Западные идеологи очень любят рассказывать историю о превратившейся в колоссальную империю компании Apple, первые компьютеры которой были спаяны Стивом Джобсом и Стивом Возняком в гараже. Однако мало кто добавляет, что абсолютное большинство бизнесов, начатых в гараже, там же и завершилось. Если почитать биографии знаменитых изобретателей и инноваторов, мы увидим, сколько неудач и разочарований им пришлось пережить на пути к вершине. Но мы никогда не читали биографий изобретателей-неудачников. Книги о них оказалась бы раз в десятки раз толще, чем описывающие истории успеха.
СНЯТЬ СЛИВКИ
Итак, мы пришли к тому, что для успешной модернизации необходимо обеспечить ежегодно возрастающий поток инноваций. Что успех и неудачу инноваций определяет непредсказуемый выбор потребителя, а вовсе не наличие или отсутствие в них высоких технологий. Также мы увидели, что 75% инноваций оказываются неудачными, причем заранее определить и отсеять их практически невозможно, а большинство инноваторов терпят фиаско.
Что же заставляет людей, несмотря на малую вероятность успеха, так активно бороться с трудностями, пробивая свои инновации? Кроме желания самореализации, ими движет еще два мотива. Во-первых, жажда получить экономическую сверхприбыль, а, во-вторых, невозможность получения такой сверхприбыли альтернативным, более легким путем.
В конкурентной рыночной экономике цена товара очень быстро падает до величины, покрывающей издержки его производства плюс очень небольшой нормы прибыли. В старых переполненных отраслях иногда норма прибыли падает до нуля или вовсе становится отрицательной. Поэтому единственным способом иметь значительную экономическую прибыль является постоянное внедрение инноваций.
Новый товар копируется за полгода, с учетом необходимости обхода всех патентов. Затем прибыль начинает уничтожаться конкуренцией. Время, в течение которого новый товар приносит значительную прибыль, очень невелико. Уже через год – полтора прибыль от продаж товара фактически становится нулевой. Поэтому, когда на рынок выводится один инновационный продукт, работы над следующим находятся уже в полном разгаре.
Очень важным является тот факт, что в западной экономике практически нет ниш, где компания могла бы получать стабильную сверхприбыль за счет своего монопольного положения. Также невозможно получить сверхприбыль за счет рейдерской атаки на хорошо работающую компанию. Жертвами рейдеров на Западе становятся только компании с низкой эффективностью управления и существенными экономическими проблемами.
Поэтому инноваторы, с одной стороны, уверены, что, если им удастся создать действительно хороший товар, они смогут получить прибыль, недоступную для них другим способом. С другой стороны, если они будут платить налоги, мало шансов, что заработанные деньги у них кто-нибудь отнимет. Результата крайне сложно достигнуть, но он будет твоим. Возможностей же для легального сверхобогащения другими способами очень немного.
КОРРУПЦИЯ И РЕЙДЕРСТВО РЕНТАБЕЛЬНЕЕ ИННОВАЦИЙ
Будет ли эффективной подобная мотивация в современной России? Нет, потому что российская экономическая ситуация имеет два принципиальных отличия.
Во-первых, в России экономика сильно монополизирована и сфера конкуренции все время сокращается. В результате, оставшиеся на рынке компании получают прибыль, зачастую весьма высокую по западным меркам (впрочем, в некоторых компаниях потенциально высокая прибыль нивелируется низкой эффективностью). В экономике очень велика доля так называемых рентных доходов, то есть доходов, которые компании извлекают из своего монопольного положения. Монопольное же положение достигается, в первую очередь, за счет коррупции, когда чиновники, обладающие правом регулирования экономики, искусственно ограничивают конкуренцию, получая за это взятки в той или иной форме.
Вероятность успешного получения сверхприбыли в такой системе значительно больше, чем вероятность создания успешной инновации. Компании, как и люди, движутся методом наименьшего сопротивления. То есть, если им удается добиться цели простым путем, никто не станет достигать эту же цель сложным путем. Если существует возможность получения высоких прибылей через коррупцию и завоевание монопольного положения, компании будут пользоваться ей, а не будет рисковать, внедряя инновации.
Во-вторых, право собственности в России не гарантировано. Одни предприятия, даже показав полную неконкурентоспособность, могут получить помощь от государства и остаться на плаву. Экономически успешные бизнесы могут стать жертвами рейдерских атак и сменить собственников. Поскольку средством перераспределения собственности выступает не выбор рыночного потребителя, а воля чиновника, гораздо эффективнее тратить ресурсы на установление хороших отношений с коррумпированными чиновниками и достижение собственных целей через этот механизм.
Как уже было сказано, инновации – это комплекс из исследований и разработок, создания товара, продвижения его на рынке. Вложенные усилия никоим образом не гарантируют результат. С другой стороны, коррупционные взаимоотношения, конечно, тоже на 100% не гарантируют получение свехприбыли. Существуют риски уголовного преследования. Однако пока риски уголовного преследования невелики, а вероятность достижения результатов через коррупцию явно превышает 25%-ный уровень успешности инновации. Поэтому сверхобогащение через коррупцию, завоевание монопольного положения, передел собственности более экономически рентабельно, чем инновации. Пока в России существуют альтернативные пути сверхобогащения, в России невыгодно делать ставку на инновации.
Ярким подтверждением высказанного тезиса служат реформы Гайдара. До начало реформ творческая активность народа сдерживалась административно-командной системой. Потенциал накопленных, но не внедренных изобретений, был весьма высок. Казалось бы, стоит снять оковы нерыночного регулирования, как предприимчивые люди начнут зарабатывать большие деньги на внедрении инноваций.
Но этого не произошло. Более того, за годы либеральных реформ с технологической точки зрения экономика только деградировала. Почему? Потому что реформы открыли колоссальные возможности по перераспределению собственности. Эта деятельность давала значительно большую прибыль в гораздо более короткие сроки. Разумеется, основная экономическая активность была устремлена именно туда. Кроме того, в начале девяностых за счет неразвитой рыночной экономики можно было делать деньги из организации совсем простых бизнес-процессов, вроде оптовых экспортно-импортных операций.
ПОЛИТБЮРО
Сейчас этот уровень уже пройден. Бизнес по сложности приближается к западным аналогам. Однако по-прежнему сохраняется возможность получения сверхприбылей через монопольное положение, и риск потери собственности из-за рейдерских атак.
Пока эта ситуация сохранится, у компаний не будет экономического стимула к внедрению инноваций. Но устранение этих препятствий будет означать внедрение гарантий прав собственности, а значит, внедрение системы справедливых судов, ограничение полномочий государственных органов, снижение роли государства в экономике, усиление конкуренции. То есть, приближение нашей экономической системы к тем параметрам, которые характерны для стран Запада. А это, в свою очередь, означает, вестернизацию – то есть, то, чего, по условиям задачи, хотелось бы избежать. Поэтому без вестернизации невозможно создать достаточные экономические стимулы для инноваций.
Но если у нас не действуют экономические стимулы для инноваций, возможно, могут найтись другие? Например, административные?
Увы, и это невозможно. Дело в том, что инноваций должно быть, во-первых, очень много, а, во-вторых, их результаты непредсказуемы. Раз инноваций должно быть много, они не могут контролироваться каким-либо государственным органом или несколькими органами.
В свое время на Политбюро обсуждались вопросы разработки конкретных образцов военной и народно-хозяйственной продукции и принимались управленческие решения. Но это было возможно только потому, что подобных образцов было очень немного: невозможно представить себе обсуждение на заседании правительства или некого суперминистерства нескольких десятков тысяч проектов.
С другой стороны, поскольку судьба инноваций непредсказуема, они требуют пробивной силы и игнорирования авторитетов со стороны инноватора. Например, одним из западных лидеров в инновациях является компания 3М. Всем новичкам в качестве поучительного примера там рассказывают историю про то, как глава компании трижды пытался «зарубить» инновационный проект, но менеджер проекта спорил с ним и каждый раз одерживал верх. Впоследствии проект принес компании значительную прибыль. Самих сотрудников мотивируют действовать точно так же. Возможно ли представить себе чиновника, который трижды отстаивает проект наперекор мнению президента или премьера?
Со стороны чиновника можно ожидать пассивного саботирования приказа сверху, но никак не открытого и прямого сопротивления. Мотивация чиновника принципиально отличается от мотивации предпринимателя. Если предприниматель даже понимает, что шанс на успех – 25%, его стимулирует возможность получения сверхприбыли в результате успешной инновации. Чиновник же, по сути своего положения, не может легально участвовать в сверхприбылях от инноваций. Но ему крайне важно избежать провала. Поэтому одобрение со стороны чиновников будут получать не проекты, имеющие максимальный рыночный потенциал, а проекты, имеющие минимальную возможность провалиться или имеющие наибольший объем личной заинтересованности чиновника.
Модернизация, осуществляемая с опорой на чиновничество, будет приводить не к появлению перспективных рыночных новинок, а к бюджетному финансированию сомнительных инициатив со значительной коррупционной составляющей. Эти проекты не будут приводить к росту экономики, напротив, средства будут изыматься из экономики с помощью налогов, а затем бессмысленно растрачиваться. Таким образом, чиновник в качестве инноватора не может заменить предпринимателя, а административное стимулирование не способно заменить стимулирование рыночное.
ДВАЖДЫ В ОДНУ РЕКУ
Как же тогда могла удаться технологическая модернизация Сталина? Все очень просто. В те времена экономика обладала другой структурой. Во-первых, количество производимых в экономике продуктов было порядка на два меньше, чем сейчас. Это позволяло лично руководству государства или, как минимум, министерства, контролировать ход всех критически важных проектов. Во-вторых, сталинская модернизация была модернизацией догоняющей: производство продуктов ориентировалось не на непредсказуемые потребности современного избалованного потребителя, а на достижение паритета с военной продукцией нескольких западных компаний. Обычно технологические параметры продукции противника были примерно известны, необходимо было их достичь или превзойти.
Также очень важным было то, что продукция устаревала гораздо медленнее, чем сейчас. Один раз внедрив успешную модель и внося небольшие изменения, можно было производить ее в течение десятилетий. Яркий пример: довоенный немецкий мотоцикл BMW-R71 производился в СССР с 1941 по 1977 год. Его гражданские модификации имели марку «Урал». Или же «Фиат-124», модификации которого до сих пор остаются на конвейере «АвтоВАЗа». Если для экономики 30-х–50-х годов ХХ века подобный срок жизни моделей был более-менее нормальным, то для современной экономики он абсолютно неприемлем.
Необходимость обработки колоссального количества информации приведет к тому, что централизованно управляемая система просто не сможет справиться с тем объемом информации, которого требует конкурентоспособность в условиях современного рынка.
Кроме того, человек, скованный жесткими административно-технологическими рамками, просто не способен творить, так как боится совершить ошибку. Поэтому чем сложней должны быть инновации, тем больше должен быть уровень свободы, предоставленный инноватору. Следует отметить, что даже Сталин в Советском Союзе столкнулся с необходимостью частичной либерализации системы в сфере высоких технологий. Если создавать самолеты еще могли заключенные инженеры, то, когда встала речь о производстве столь высокотехнологичного продукта, как атомная бомба, физикам пришлось давать существенные идеологические послабления и разрешать им достаточно высокий для Советского Союза уровень свободы. Вспомним, что самой свободной командой КВН-щиков была команда физтеха.
Также необходимо помнить о той мотивации, которую смог обеспечить Сталин. Уничтожив в 30-х годах ХХ века верхушку партийной элиты, он открыл путь наверх для молодых и амбициозных людей. Устиновы, Байбаковы, Громыко и многие другие, занявшие ответственные посты в совсем молодом возрасте, сделали головокружительную карьеру и, помимо страха, имели очень высокую достижительскую мотивацию. Именно это поколение смогло обеспечить руководство советской экономикой в годы войны и выиграть, показав тем самым исключительно высокую эффективность управления.
Наконец, важную роль в сталинской экономике играла конкуренция. Уничтожив рыночную конкуренцию вместе с НЭПом, Сталин, тем не менее, сохранил конкуренцию в сфере военных разработок. Одно и тоже задание давали, как минимум, двум, а то и большему количеству конструкторских бюро. В результате внутренней конкуренции шедшие в производство модели, как правило, были неплохи.
Итак, мы увидели, что в основе сталинской модернизации лежало несколько предпосылок:
– Простая структура экономики, позволявшая осуществлять централизованное руководство;
– Потребность в небольшом количестве инноваций, связанная как с простотой структуры экономики, так и с догоняющим характером модернизации;
– Длинный срок жизни моделей и их медленное обновление;
– Исключительно высокая мотивация элиты, основанная на страхе репрессий и возможности головокружительной карьеры;
– Внутренняя конкуренция КБ.
Ни одна из этих предпосылок в существующей российской экономике неверна. К большинству из них, в принципе, невозможно вернуться, так как структура мировой экономики за прошедшее время изменилась. Восстановление других, например, механизма массовых репрессий, не соответствует интересам подавляющего большинства российского населения. Поэтому можно заключить, что сталинская модернизация является уникальным историческим фактом, обусловленным сложившейся тогда уникальной экономической, технологической и социальной ситуацией. Этот пример повторить нельзя.
Также мы поняли, что без принципиального изменения социально-экономической ситуации в России невозможно ликвидировать, или хотя бы сократить технологическое отставание от Запада. Путь к преодолению технологического разрыва лежит через гарантии прав собственности, усиление конкуренции в экономике, борьбу с монополизмом, сокращение коррупции. То есть, не через технократические, а через социальные изменения, приближающие наше общество к тому образцу, который являют нам развитые страны Запада.
В заключении хочу напомнить моим читателям, что, если у вас есть желание вести конструктивный диалог со мной, вы можете направить мне письмо. По мере возможности я постараюсь на него ответить.
Комментариев нет.